Пластиковые окна в кризис

Здравый смысл – это собрание предрассудков, приобретенных до восемнадцатилетнего возраста.

Альберт ЭЙНШТЕЙН, физик, лауреат Нобелевской премии

У всякого серьезного дела на Земле есть идея. Имеется она, разумеется, и у науки. Великий американский писатель и ученый Айзек Азимов считал, что Идея науки складывается из суммы двух убеждений: убеждения в том, что законы природы существуют, и уверенности в том, что человек способен собственным умом эти законы постичь.

Насколько эти утверждения верны, не имеет ровным счетом никакого значения. Рассуждения о том, что человек – сам есть создание Божие и потому никогда не дано ему познать того, что создал Творец, – пока оставим священникам и теологам. Позже, может быть, еще про это и поговорим, пока же констатируем: Человек занимается познанием не потому, что верит в познаваемость законов природы, а потому что просто не может этим не заниматься – потребность у нас, у людей, такая. Для нас познание есть способ жизни.

Вы не обращали внимания на то, что в любом ребенке живет и артист, и ученый? Подчеркиваю: в любом. Потому что потребность в искусстве и в познании – у нас в крови. Вопрос «Почему?» – любимый вопрос ученых и детей. С тем же восторгом, с каким мальчик разламывает игрушку, чтобы узнать, что у нее внутри, – профессор «разламывает» мир, причем, с той же самой целью: узнать, что у мира внутри.

Значит, Господь (или природа, как кому больше нравится) как бы намекает нам, что познание есть штука естественная, данная нам с рождения. И в конце концов если Творец создал нас такими, то, наверное, и не случайно и не напрасно.

Так что же такое наука?

Открываем словарь. (На конкретный словарь не ссылаюсь, чтобы не забивать голову любезным читателям, тем более что аналогичные выводы можно прочесть в любом словаре.) Читаем: «Наука – особый вид познавательной деятельности, направленный на выработку объективных, системно организованных и обоснованных знаний о мире».

Здорово! Только вот все – неясно. Нет, что такое «познавательная деятельность» – более менее понятно… Правда, не могу не заметить, что Любая деятельность позволяет хоть что нибудь да познать. Поэтому, мне кажется, Не познавательной деятельности не бывает в принципе. Ну да ладно: не будем придираться.

Гораздо интереснее понять, что значит – «объективные и обоснованные знания»? Вот вопрос. Причем, серьезный.

Ответ на него начнем издалека. Давным давно, почти 500 лет до нашей эры, жил да был такой великий врач по имени Гиппократ. Помимо знаменитой клятвы, которую до сих пор дают все врачи, он придумал еще теорию, согласно которой тело каждого из нас состоит из четырех жидкостей: крови, флегмы, желтой желчи и черной желчи. Эти жидкости (что забавно) назывались «юмор» от латинского «humors» – «влага». Гиппократ считал, что этот самый «юмор» присутствует во всех нас в равных количествах, а заболевание начинается тогда, когда какой нибудь жидкости становится больше. Значит, что такое лечение? Это попытка уравновесить жидкости.

С точки зрения современной науки, эта теория – абсолютный бред. Но она процветала как сугубо научная – внимание! – много сотен лет. Много сотен лет это учение считалось «объективными и обоснованными» знаниями.

Однако сейчас все более популярной становится теория о том, что поскольку человек на 80 % состоит из воды, то задача врача состоит в том, чтобы зафиксировать состав воды любого человека, когда он здоров, а когда заболеет, надо не лечить отдельные органы, а привести состав воды в нормальный. Пока эта теория кажется глубоко не научной и даже глупой, но кто знает: будут ли так считать лет через сто или даже двадцать?

Для нас эпитет «научный» означает – абсолютно точный и правильный. Мы убеждены: если теория научная – значит, она верная. На самом же деле Научные выводы – это как раз те, у которых есть большой шанс быть опровергнутыми. Когда о каких либо книгах или статьях говорят: «Они не научны» – из этого можно сделать два вывода. Либо это действительно полная ахинея. Либо эти труды опережают науку и через какое то время будут признаны шедеврами.

Надо помнить, что Объективными и научно обоснованными мы считаем те знания, которые в данное время считаются объективными и научно обоснованными. Скажем, в учебных книгах (подчеркиваю: учебных, то есть тех, на которых учат детей) XIV века в России писали следующее: «Если в четвертый день (новолуния) она (Луна. – А. М.) будет чиста и тонка, предвещает долгую тихую погоду; если же будет тонка, но не чиста, а словно огненная, это означает сильный ветер, если при этом оба рога месяца одинаковы по виду; если же северный рог луны на ущербе будет более чист, это означает западные ветры». Повторяю для невнимательных: это подавалось как Научные знания – и объективные, и обоснованные.

Научным является тот вывод, который ученые в состоянии объяснить в данный момент. Ненаучно – не то, что нельзя объяснить вообще, а то, что не в состоянии растолковать сегодняшняя наука. Как говорится, почувствуйте разницу…

Французский писатель и философ Блез Паскаль замечательно заметил, что Высшее проявление разума – это признать, что есть бесконечное множество вещей, его превосходящих. Без такого признания, считал Паскаль, разум просто слаб.

Очень часто можно слышать: «Это не наука, а мистика какая то». Но мистика – это то, что мы не в состоянии объяснить сейчас. Мобильный телефон или автомобиль для Пушкина были бы мистикой. А для нас – привычное дело. Почти все открытия в науке – это ровно то, что еще вчера казалось мистикой.

Пока же человек не изучил какое то явление, оно ему кажется странным, и люди склонны приписывать ему невероятные свойства.

В конце XVI века англичанин Уильям Гильберт написал знаменитый труд «О магните». В этой Научной работе, в частности, перечислялись свойства, приписываемые этому, в сущности, обычному предмету: «Если положить его (Магнит. – А. М.) под голову спящей женщины, он сбрасывает с постели прелюбодейку… он открывает запоры и замки… Будто в Индии существуют какие то изобилующие магнитом морские скалы, которые извлекают все гвозди из приставших к ним кораблей и останавливают суда… белый магнит может заменить любовный напиток…» И так далее, и далее, и далее. Сегодня мы знаем, что такое магнит, свойства его изучены весьма хорошо. От магнита, изученного наукой, мы не ждем никаких мистических свойств.

Как бы ни развивалась наука, всегда остается очень много того, что она объяснить не в силах. Более того, иногда кажется: чем дальше развивается наука, тем больше необъяснимого. Однако этот факт вовсе не означает, что это необъяснимое необъяснимо в принципе.

В 18 49 году некий человек по имени Вильгельм спросил гадалку: «Буду ли я императором?» И она сказала: «Да! В 1871 году». «Почему?» – удивился Вильгельм. Гадалка улыбнулась и ответила: «Сложи цифры нынешнего года: 1+8+4+9. Получится 22. Прибавь 22 к 1849 – получится 1871. В этом году ты и станешь императором». – «А долго я буду царствовать?» – удивленно и радостно спросил Вильгельм, который а ту пору был принцем и, как всякий принц, мечтал об императорской короне. И снова улыбнулась гадалка: «Сложи цифры того года, когда взойдешь на престол: 1+8+7+1. Получится 17. Прибавь 17 к 1871, получится 1888. Вот до этого года и будешь править и носить имя император германский Вильгельм I».

Предсказание гадалки сбылось! Все историки науки утверждают – разумеется, справедливо, что предсказание это, само собой, научным не является. И они правы… Однако если бы вдруг случилось невероятное и ученые сумели бы раскрыть механизм предсказания, то оно сразу бы стало научным. Разве кто нибудь может гарантировать, что этого никогда не произойдет?

От нас, простых жителей планеты Земля, наука достойна всяческих слов благодарности.

Мы можем поблагодарить ее за то, что, во первых, Наука продлила нам жизнь. В XVI веке средняя продолжительность жизни составляла около 25 лет. В XVIII выросла до 35, а в конце XIX достигла 50. Нынче продолжительность жизни около 70 лет. И за все это – спасибо науке!

Кроме того, именно Наука сделала эту длинную жизнь – удобной. Наука не смогла одарить людей счастьем. Счастье – то есть ощущение гармонии с самим собой и с миром, – как и любовь, как и дружба, как и многое из того, что делает нашу жизнь наполненной, от научных открытий не зависит никак. Люди до нашей эры были точно так же счастливы и точно так же страдали, как и мы. Чувства, заложенные в нас Создателем, настолько прочны, что течение веков их не меняет: и сегодняшняя влюбленная девочка страдает так же, как Джульетта. (Если бы это было не так, на нас не просто не действовал бы Шекспир, а мы бы вообще его не понимали.) Но, без сомнения, Наука делает нашу жизнь более удобной и комфортной.

Однако нам есть за что науке и… скажем мягко… попенять. Огромное количество научных открытий посвящено тому, как уничтожать людей. Не вдруг отыщется ученый – да и отыщется ли? – чье открытие человечество никак бы не использовало для уничтожения себе подобных. Даже Эдисон – и тот, оказывается, изобрел электрический стул.

Благодаря науке мы, безусловно, живем куда комфортней и, главное, интересней, чем человек каменного века. Но благодаря науке же мы, жители ХХI века, можем легко себя уничтожить. Причем, в этом деле у нас есть трагический выбор: можно с помощью оружия, которого хватит, чтобы земляне могли много раз покончить жизнь самоубийством. А можно экологию Земли довести до такого состояния, что просто помрем как миленькие.

Странно, но Как только люди начали познавать природу, они почему то со страстью, достойной, прямо скажем, лучшего применения, начали ее менять. Природа сопротивлялась сколь могла, однако человека это ничему не учило. В XVI веке, точнее в 1578 году, инженер Луи де Фуа повернул реку Адур в новое русло. Но понадобилось еще аж два века (!!!), чтобы река окончательно подчинилась воле человека. Тем не менее постоянно встает вопрос об изменении русла каких нибудь рек.

Люди вообще относятся к природе высокомерно и неуважительно. Великий Аристотель, живший за триста лет до нашей эры, решил систематизировать «братьев наших меньших»: составил список пятисот разных видов животных и тщательно сгруппировал всех их в классы. Так вот – внимание!!! – следующим естествоиспытателем, который столь же серьезно и обстоятельно отнесся к классификации животных, был Джон Рей, живший в середине XVII века. Представляете? Люди чем только не занимались за эти века, – сколько орудий убийств было, например, придумано, – а до животных руки не доходили! Невероятное высокомерие, не правда ли?

Может быть, природа мстит нам за такое неуважение к себе? Во всяком случае, количество природных катаклизмов нынче сильно возросло. Такой взгляд, конечно, кажется мистическим и ненаучным. Сегодня. А что будет завтра, кто знает?

Впрочем, подробно о Природе и о нашем отношении к ней мы поговорим в соответствующей главе.

Человечеству сегодня не известно, как и чем будет оно расплачиваться за это бесконечное, в крови каждого из нас сидящее стремление к познанию. Однако хорошим признаком можно считать то, что сциентизм все таки прижиться не смог. И большинство из нас подписались бы под высказыванием знаменитого философа Бердяева: Сциентизм, мол, – такая же глупость, как национализм.

Кстати, вы знаете, что такое сциентизм? Нет. Не страшно. Не знать не стыдно: стыдно не хотеть знать.

Сложное это слово «сциентизм» происходит от не менее сложного, но зато латинского «scienta», которое переводится просто – «знание».

Сциентизм – это такая система убеждений, которая утверждает, грубо, но понятно говоря, что наука – это наше всё, а все остальное – наша ерунда. Сциентисты считают, что все надо делать по законам науки и всем – от культуры до политики – должны руководить ученые. Тогда все будет чудесно. Существуют, мол, определенные научные законы, и ежели заставить окружающую жизнь развиваться строго по ним, то мы будем жить практически в шоколаде. Образцовые науки, по мнению все тех же сциентистов, – это физика и математика, с их абсолютно четкими законами, и задача человечества состоит в том, чтобы по их образу и подобию строить остальные науки, а лучше – и всю жизнь.

Сциентисты не обращают внимания на то, что движение науки – это не только развитие каких то идей, но часто и отрицание того, что еще вчера казалось аксиомой. Они не обращают внимания на то, что научная истина – это то, что является истиной сегодня. Завтра она может оказаться либо сильно недодуманной, либо просто не истиной.

Нельзя преуменьшать значение науки – это понятно. Но и молиться на нее – неправильно.

Наука – это дорога. В этом движении любой населенный пункт – открытие – завтра придется оставить ради нового города – нового открытия.

Наука – Это движение, в котором каждая истина открывается только для того, чтобы завтра ее закрыла или развила новая, иная правда.

Причем заметим, что движение это не такое стремительное, как нам подчас представляется. Историки науки полагают, что даже в самых новаторских научных работах принципиально новым является лишь 10 %, а 90 % – основную часть – составляют собранные ранее факты и идеи. Если новаторских идей будет более 10 %, то их попросту никто не поймет, – вот оно как! Вот какой тяжелый, поистине каторжный труд у ученых!

Не так давно Левада Центр провел исследование, выясняя, какие профессии считаются нынче самыми престижными. На первом месте оказалась профессия юриста, на последнем, десятом, – работник шоу бизнеса. Между ними «затесались»: банкир, бизнесмен, министр, врач… Профессия «ученый» в списке вовсе отсутствует. Неужто мы живем в такое время, когда все хотят лишь использовать мир и никто не хочет его изучать? Если так, то это очень печально – не можем же мы забыть данную Богом потребность к познанию?

Успокаивает лишь то, что Наука погибнуть не может никогда. Пока человек жив, он будет двигаться по пути познания себя и мира. Что ждет его в конце этого пути, неизвестно, да и не так важно. Смысл движения – в движении. Правда, иногда становится страшно: а куда ж мы все таки идем? Но вопрос – праздный. Раз существует жажда познания – надо ее утолять.

Вперед – к неизведанному! А там – видно будет…

Человечество – это такой многоголовый ученый, который исследует самого себя и окружающий мир. Ученый этот не может знать, к чему эти исследования приведут. Но уверен в одном: прекращать их нельзя. Как нельзя прекратить пить, есть или дышать воздухом. По ходу своих исследований человечество ученый улучшает окружающую жизнь и ухудшает ее, его открытия используются то на пользу, то во вред ему же самому. Но этот ученый – человечество – познаёт и познаёт, потому что нет этому познанию конца.

И последнее. Лев Толстой записал в своем дневнике: «У китайского мудреца спросили: «В чем наука?» Он сказал: «В том, чтобы знать людей». У него спросили: «В чем добродетель?» Он сказал: «В том, чтобы любить людей».

Конечно, это замечательное высказывание, столь понравившееся нашему классику, не говорит о том, что наука людей не любит… Но вот почему великие научные открытия люди столь часто оборачивают против самих себя?..

Впрочем, разве это вопрос к науке? Нет, этот вопрос к нам самим – тем, в ком столь мало той самой добродетели и любви.

Разве наука виновата в том, как люди используют ее достижения?

Задаю вопрос и сам не знаю: риторический он или нет?

А вы как думаете?

…Нет, что ни говори, но здорово все таки, что у алфавита есть своя логика.

Нет, ну правда: разве не логично, что после науки идет Образование?

Конечно, можно было бы и до… Но ведь у алфавита Своя логика.

Тэги:автомобиль; телефон

Людьми легче управлять, воздействуя на их пороки, чем взывая к их добродетелям.

Наполеон I Бонапарт, французский император

Нельзя сказать, чтобы это был девиз менеджеров, но что то такое, явно имеющее отношение к современным менеджерам, все таки есть в словах Бонапарта.

Впрочем, в нашей стране менеджер – это вовсе даже не обязательно тот, кто управляет. У нас любого человека с неясными функциями называют этим красивым иностранным словом.

Кому, например, сегодня охота быть продавцом? Продавец – он на базаре. В эпоху рынка словосочетание «менеджер по продажам» звучит куда солиднее. Не так давно я попал в небольшой городок и своими глазами на магазине с удивительным названием «Мини супермаркет» видел написанную от руки табличку: «Мини супермаркету требуется менеджер».

Оно, конечно: если для собственного величия хочется называться менеджером – проблем нет. Если вместо таблички «продавец» повесить «менеджер по продажам» – это вовсе никак не отразится ни на чем. Вообще.

Однако ежели в экономике не будет настоящих менеджеров – тогда рынок точно превратится в базар. Потому что Рыночной экономики без настоящих менеджеров не бывает. Спекуляция бывает, воровство, государственный диктат – это сколько угодно. А вот рыночной экономики – увы…

Что ж это за профессия такая, красиво звучащая?

Слово это происходит от английского «manage», что переводится просто и понятно: «управлять». То есть получается, что менеджер – это управленец? Предположим. А управленец кто такой есть? Тот, кто умеет хорошо управлять. О`кей – как говорят не здесь. Теперь остается выяснить, что значит – хорошо управлять?

Мир уже давно нашел ответы на эти вопросы. И не то, чтобы мы должны прямо таки верить миру всегда, но прислушаться все таки стоит. Даже если захотим спорить, все таки хотелось бы понимать, с чем именно.

Мы как то очень быстро забыли, что почти целый век моя Родина жила за железным занавесом, вход сквозь который был закрыт не только людям, но и идеям, казавшимся ненужными нашим руководителям. Поэтому, когда занавес рухнул и нам всем тут разрешили зарабатывать, мы были убеждены, что бизнес – это и есть умение зарабатывать. И всё. И в этом удивительном, открывшемся нам развлечении – зарабатывании денег – как то недосуг моим согражданам было задуматься о том, что бизнес – это еще и наука, которая так и называется «теория бизнеса».

Сегодня положение меняется. Причем, к лучшему. Сегодня уже появилось немало вузов, которые учат бизнесу как науке. Но все таки быстро преодолеть отставание примерно в один век, согласитесь, довольно затруднительно.

Жил да был такой человек Питер Фердинанд Друкер. (Мы о нем уже не раз вспоминали.) Причем, совсем недавно жил да был: умер в 2005 году, не дожив нескольких дней до своего 96 летия. Дорогой читатель друг, говорит ли Вам о чем нибудь звучное сие имя? Если говорит, значит, Вы всерьез интересуетесь теорией бизнеса, а если нет – ничего страшного. Дело в том, что Питер Друкер – человек, родившийся в Австрии, но большую часть жизни проживший в Америке, – классик науки управления, а наука сия у нас приживается с большим трудом. Кстати, многие утверждают, что никто не оказал такого влияния на развитие бизнеса в ХХ веке, как этот ученый, превративший менеджмент из непопулярной дисциплины в серьезную науку. Неслучайно Друкера называют «отцом современного менеджмента».

Менеджмент, считал Друкер, – Это наука о человеке. Не больше, не меньше. Если менеджер знает законы экономики, но не знает законы существования людей – он неминуемо проиграет.

Менеджер – это не тот, кто продает или покупает. Не тот, кто считает деньги. И даже не тот, кто просто обслуживает клиентов. Менеджер – это человек, который отвечает за то, чтобы дело его фирмы делалось хорошо (уж извините за тавтологию).

А для этого, например, ему необходимо найти точную мотивацию для тех людей, с которыми он работает. Нам ведь нередко кажется, что люди должны работать хорошо просто потому, что они должны работать хорошо. Опыт жизни любого человека, имеющего хоть какой то опыт, доказывает, что это не так. Почему же один коллектив работает хорошо, а другой плохо? Почему один и тот же человек в одном месте – царь и Бог, а в другом – лентяй?

Потому что когда люди работают не мотивированно, они работают плохо, а когда мотивированно – хорошо. Все таки человек – это не робот. И если он не понимает, зачем он делает свою работу, он не может ее делать хорошо.

Что же является мотивацией, скажем, для специалиста высокого класса? Страх? Не может быть. Люди, которые трудятся из боязни быть уволенными или просто из страха перед начальством, не могут творить. Страх уничтожает любое творчество. А без творчества никакая работа специалиста высокого класса не будет сделана хорошо.

Тогда – деньги? Известный американский психолог и профессор менеджмента Фредерик Херцберг считает, что Достойный уровень зарплаты – не более чем фактор гигиены. При всем естественном желании русского человека поспорить с американцем – здесь не согласиться нельзя. Деньги нужны, кто спорит? И гигиена необходима. Но она не может быть основной мотивацией жизни, согласитесь.

И страх, и деньги могут вынудить людей более менее честно выполнять свою работу. Но они не могут заставить человека работать не на себя, а на общее дело.

В ходе многочисленных исследований, проведенных в странах, которые мы называем экономически развитыми, выяснилось: специалист высокого класса непременно должен видеть задачу, требующую решения, и быть уверенным, что задача эта чрезвычайно важна. Если такой задачи нет – он начинает работать плохо. Для серьезных специалистов важность задачи может являться главной мотивировкой.

Однажды (было это в начале прошлого века) словацкому сапожнику Томашу Бате пришла в голову мысль о том, что каждый житель Чехословакии должен иметь собственную обувь. Томаш Батя считал, что крестьяне ходят босиком не потому, что они бедны, а просто потому, что не хватает в их стране обуви. Батя собирал вокруг себя людей под идею: жители нашей родины заслужили иметь собственную обувь. Неслучайно девизом его фирмы стали слова: «Клиент – наш главный мастер». За сто лет фирма «Bata» прошла через невероятные передряги. Когда после Первой мировой войны деньги обесценились и многие предприятия разорились, Батя начал реализовывать свой товар за половину цены. Благодаря этой менеджерской идее фирма сохранилась. После Второй мировой войны (уже после гибели основателя), когда Чехословакия неожиданно стала социалистической и все предприятия были национализированы, офис фирмы переехал за границу. И сегодня фирма «Bata» – одна из крупнейших в мире компаний по торговле и производству обуви, чей оборот в 2006 году составил 3,1 миллиарда долларов! Вот как долго может работать правильная, менеджерская идея.

Умение создавать идеи – качество, важнейшее для менеджера. Идея может вытянуть любое дело. Отсутствие идеи рано или поздно приведет к тому, что дело рухнет, даже если поначалу в него вложены большие средства.

В начале ХХ века многие ученые на полном серьезе решали проблему… утилизации навоза. Им казалось, что уже к середине века появится такое количество лошадей, что города могут попросту увязнуть в навозе – с этим же надо будет что то делать! А автомобиль? Что автомобиль? Экзотическое развлечение.

Именно в это время Вильям Дюран, не понимаемый многими, начал объединять автомобильные производства в одну корпорацию. Он увлекал людей убежденностью в том, что автомобиль – это транспорт будущего. Так был создан General Motors. (О котором мы только что рассказывали в связи с революцией в маркетинге.)

Потом Дюран понял, что в корпорацию надо включить и предприятия, производящие запасные детали и комплектующие. Созданная Дюраном система на тридцать с лишним лет обеспечила General Motors преимущество на американском рынке.

Правда, сам великий менеджер ХХ века Вильям Дюран повздорил со своими компаньонами, его выгнали из компании, отняли пенсию, и он умер практически в нищете. Это говорит только о том, что менеджер – это творец, а, как мы знаем из мировой истории, судьба творцов бывает печальна.

Благими намерениями горы не сдвинуть, это делают бульдозеры. Менеджер – не тот, кто рассуждает про то, как сдвинуть гору, но тот, кто всегда может отыскать бульдозер для решения этой задачи. Менеджер, в сущности, отвечает за всё. В это «всё» входит и организация работы. Дать своим коллегам хорошую идею – это много, это очень много. Но это еще не всё. Надо еще суметь правильно организовать их труд.

Скажем, именно менеджер должен следить за тем, чтобы у каждого служащего был Один начальник. Это очень важно. Ведь еще в Древнем Риме говорили: раб, у которого два хозяина, – свободный человек. При этом хорошо бы, чтобы менеджер помнил такую незамысловатую (теоретически), но весьма трудноисполнимую (практически) истину: людьми не следует Управлять, людей надо Направлять, используя их лучшие качества. Только направляемый, а не управляемый человек может приносить новые идеи.

Когда мы говорим о человеке «управленец», понимаем ли мы, что речь идет не только об управлении движением капитала и продукции, но и людьми? Это основное: людьми. Причем, не только теми, с кем работает менеджер, но и потребителями. Ведь главный вопрос, который должен волновать менеджера: «Кто потребитель той продукции, которую выпускает его фирма?» Мы ведь уже помним, что иначе разбогатеть не получится.

Вопросы: «Как заработать много денег?» или «Как понравиться начальству?» – конечно, важные. Но ответы на них дело не двигают. А менеджер обязан продвигать свое дело, иначе его работа теряет смысл, и даже если на каком то отрезке он заработает денег и сумеет понравиться начальству, – и деньги, и расположение начальства испарятся, как только станет ясно, что дело стоит на месте.

А что такое движение дела? Это увеличение количества потребителей. Деятельность менеджера должна приводить к тому, чтобы потребителей становилось все больше. Вот, собственно, и все. Это, по сути, единственный критерий его работы.

Но для этого своего потребителя надо знать. Ведь как известно, Покупатель никогда не покупает вещь, он покупает удовлетворение своего желания. Значит, если хочешь быть хорошим менеджером, знай желание своих покупателей.

Менеджер – это человек, который стремится не просто управлять производством, но управлять жизнью.

Если вам не лень, можете вернуться на букву назад – потому что все, что было написано про слово «лидер», в общем, имеет отношение и к слову «менеджер». Менеджер должен любые обстоятельства использовать с пользой для своего дела. Поэтому он и ощущает себя хозяином жизни, а не ее подчиненным.

Когда понимаешь это, уже не удивляешься, что менеджер – это профессия, перевернувшая мир.

Когда нам кажется, что менеджер – это тот, кого богатый дяденька нанимает, чтобы вершить свои дела, – это правда лишь отчасти. Если богатый дяденька сам не обладает менеджерскими умениями, он быстро разорится. Любой серьезный бизнесмен не может не быть менеджером.

Можно сказать, что список «Форбса» – это список людей, обладающих талантом менеджера. Кстати, есть в этом завидном перечне и те, кто не имеет собственного дела. Например, некто Стив Балмер. Когда сосед по общежитию уговорил Стива уйти из бизнес школы и прийти к нему на работу с окладом 50 тысяч в год, Стив согласился неохотно, но товарищ уж больно сильно уговаривал. К тому же, Стив обладал тем, что очень трудно объяснить, но без чего не может состояться ни один менеджер, – Чутьем на удачу. Сегодня состояние Балмера оценивается в 15 миллиардов долларов… Да, не забыть бы: соседа по общежитию, который позвал его на работу, звали Билл Гейтс. Стив Балмер – генеральный директор Microsoft.

Удивительно, но в своей книге «О профессиональном менеджменте» Питер Друкер в качестве примера замечательного менеджера приводит… священника. Зовут его Билл Хайбелз. Этот самый Билл в неведомом нам городе Южный Баррингтон (неподалеку от Чикаго) создал церковь, которая за 15 лет стала самой большой в стране по количеству прихожан. Начал Билл с того, что ходил по домам и задавал прихожанам один вопрос: «Почему вы не ходите в храм?» После чего он создал церковь, которая отвечала потребностям прихожан: например, служба в ней проводилась не по воскресеньям, когда многие хотят побыть со своими детьми, а в среду вечером. Когда прихожане сказали, что хотели бы слушать проповеди в машине, – Хайбелз стал записывать свои слова на пленку, чтобы каждый желающий мог взять ее с собой. Когда Биллу стали жаловаться, что в проповедях часто говорится о том, что необходимо изменить свою жизнь, но не объясняется, как именно это сделать, – он стал заканчивать каждый разговор с прихожанами конкретными рекомендациями.

Получается, что менеджером может стать человек любой профессии? Скажу больше: Каждый из нас, если хочет, скажем, организовать жизнь в семье, – хоть в какой то мере должен быть менеджером. Потому что менеджер – это человек, который ставит тактические и стратегические задачи, а потом, повторим, находит бульдозер, если нужно сдвинуть горы. Кто скажет, что все эти умения не нужны в семье? Например, я убежден: многие браки распадаются потому, что в семье нет менеджера.

Если бы я мог, Я бы ввел «основы менеджмента» как обязательный предмет в старших классах школы. Потому что умение организовывать производство, людей и потребителей – пригодится любому человеку. Правда, сразу возникает вопрос: а кто же будет учить?

То, что нет ответа, – полбеды. Беда в том, что и вопроса такого нет.

Или я излишне пессимистичен?

Хорошо. А на вопрос: «Есть ли у менеджеров понятие о морали?» – у вас есть оптимистичный ответ?

Подумайте сами.

А я пока предлагаю об этой самой Морали поговорить.

Тэги:автомобиль

Да, успех всегда создает новую реальность, но сначала – новые проблемы.

Питер Фердинанд ДРУКЕР, американский ученый экономист, отец современного менеджмента

Что такое маркетинг? Все слышали, но не все понимают. Проблем нет – в поисках определения открываем разные книжки. И тут некстати выясняется, что, оказывается, Известно более 2000 (двух тысяч!!!) определений маркетинга.

Узнав эту новость, хочется снять шляпу, поклониться, выговорить: «Всем всего доброго» – и скромно отвалить, поскольку разобраться во всем этом невозможно. Продолжать офигевать – это запросто, а вот разобраться…

Но ведь слово то – важное, как же без него то?

Чтобы окончательно не сойти с ума, кидаюсь к словарю, следуя своей привычке – узнать происхождение слова: авось поможет.

Выясняется, что ставшее уже вполне даже русским слово «маркетинг» происходит от чисто английского «market» – «рынок». Хорошо. Стало хоть чуть чуть, но понятней.

Когда речь идет о рынке, главное его с базаром не перепутать. Разница в чем? На базаре, чтобы чувствовать себя комфортно, надо криком отстаивать свои права, а рынок, чтоб тебя на нем не загрызли, необходимо изучать.

Вот маркетинг этим и занимается. Это если вкратце. А не вкратце – будьте любезны 2000 определений.

Раньше то оно все как было? Товара мало, народу много – дефицит был товара. А нынче чего? Нынче дефицит нас, потребителей. Некоторые исследователи прям так и рубят правду матку: Мы, пишут, живем в эпоху дефицита потребителей. До того мы, понимаешь, дожили, что Товаров и услуг нам могут предоставить больше, чем мы в состоянии потребить. Вот ведь оно как жизнь то складывается!

Можете себе представить: 80 % новых предложений на потребительском рынке терпит крах. Понятно, что при такой ситуации наши с вами – потребителей то есть – потребности надо изучать. Вот тебе, пожалуйста, – маркетинг.

Маркетинг – наука, родившаяся в ХХ веке. В 1902 году первая лекция на эту всегда животрепещущую тему была прочитана в некоторых университетах США.

Мы тут отстали от цивилизованного мира чуть меньше, чем на век. Собственно, это и понятно: ведь у нас не было никакого рынка, а был лишь социалистический базар, который прекрасно обходился без этого импортного маркетинга. Хотя, если бы, например, у Никиты Сергеевича Хрущева в ЦК КПСС трудились маркетологи, не возникла бы, скажем, вся эта бодяга с кукурузой…

Среди двух тысяч определений «маркетинга» большинство так или иначе связано со словом «философия». Это, кстати, тоже в немалой степени объясняет обилие определений: когда речь идет о философии, так вот все однозначно и не скажешь, не так ли?

А вообще видите, что получается? Маркетинг – это не просто изучение рынка, а философия, рассматривающая определенные отношения между людьми.

Весьма условно – все таки 2000 определений! – и отчасти упрощенно принцип этой философии можно сформулировать так: Узнай, что необходимо другому, утоли его желания, и твоя жизнь от этого улучшится.

Весь цивилизованный мир – это рынок, ничего лучше наука экономика не изобрела. Во всяком случае – пока. Поэтому так получается, что весь мир живет по философии маркетинга.

Помните, мы с вами выясняли, что Цель бизнеса – это создание потребителя и через него – обогащение? Маркетинг как бы говорит: ты можешь любить или не любить другого человека – это твое личное дело. Но помни: он всегда может стать тем самым потребителем, с помощью которого ты разбогатеешь.

Утоли потребности другого не потому, что это нравственно, а потому, что это – выгодно, – вот что такое философия маркетинга. К ней относиться можно как угодно, но она понятна и разумна. Нравится нам это или нет, но последние сто лет мир именно по этой философии и живет.

Нам, воспитанным на Достоевском, в такой философии чудится что то нехорошее. Не берусь судить. Но лично мне кажется, что Само понятие «маркетинг» возвеличивает человека. В нас, потребителях, нуждаются. Причем, нуждаются вне зависимости от наполненности наших карманов. Если в вашем лично кармане есть хотя бы три копейки на покупку – это значит, что в вас лично заинтересован производитель чего то, что стоит три копейки. Я, конечно, не знаю, но, по моему, такая философия является по настоящему гуманистической.

Каждый из нас, вне зависимости от степени наполнения его кошелька, необходим на рынке. Может быть, этот вывод хоть в какой то мере поможет всем нам изменить свою психологию: мы не просители на этом рынке, мы – те, в ком нуждаются. Все богатые люди разбогатели только потому, что мы – люди не богатые – потребляем их товары и услуги.

Очень бы хотелось, чтобы и богатые об этом помнили. Но у них с памятью вообще тяжело… Богатым даже как то неловко вспоминать, что они таковыми были не всегда. Ну да Бог с ними…

Конечно, маркетинг как явление возник гораздо раньше, нежели маркетинг как философия. Еще не было слова «market» (в смысле рынок, а не базар), а маркетинг уже был. Много веков бродил он неназванный: слова не существовало, а явление было. Один из крупнейших специалистов мира в области маркетинга Филип Котлер вообще считает: первым маркетологом в мировой истории был змей, который сумел уговорить Еву предложить Адаму запретный плод.

Шутки шутками, но задолго до того, как маркетинг начали изучать, он уже действовал.

Например?

Пожалуйста. В 1829 году некий эмигрант приехал в Сан Франциско. Что хочет эмигрант, приехавший в Сан Франциско? Посетить исторические места? Не может быть. Он хочет разбогатеть. Для чего эмигрант и привез некоторый запас парусины, надеясь снабжать растущий флот парусами. Однако жизнь заставила его провести собственное маркетинговое исследование, и он довольно быстро сообразил, что паруса изготавливает масса народу, а вот брюки, которые эмигрант сшил из прочной парусины, шьет он один. К тому же быстро выяснилось, что брюки эти ужасно нравятся горнорабочим, которых в Сан Франциско было немало. Звали эмигранта Леви Страус. Так были изобретены джинсы.

Через четыре года, в 1833 году, промышленник Гейл Борден оказался в другом месте Америки, в штате Техас. Походил он по штату, побродил и увидел, как трудно живут тут переселенцы, вынужденные перевозить огромные запасы провизии. Так были изобретены концентрированные продукты. Изобретение Бордена настолько прижилось, что за него автор даже получил премию и отправился из Америки в Лондон за наградой. Походил по Лондону, побродил и увидел тяжелую жизнь эмигрантских детей. Детям этим не хватало всего, в частности молока. Так была изобретена знаменитая нынче сгущенка.

Так вот получается, что маркетинг действовал, хотя его как бы и не было. Должны же были люди в конце концов догадаться, что маркетинг – очень важен как наука. Вот они и догадались. Изучали его, изучали полвека, а в 1952 году в маркетинге произошла революция. Не, не, не – тут все обошлось без крови и без жертв. Революция 1952 го, собственно говоря, сделала маркетинг таковым, каков он есть сейчас во всей красе. Совершила революцию фирма General Electric. Чего она сделала? Она поставила маркетинг – то есть изучение рынка – не в конец производственного цикла, а в начало.

Ощущаете ли вы революционность сделанного? Не до конца?

Объясняю. Раньше то как рассуждали, до революции маркетинговой? Сначала сделаем товар, а потом ка а к начнем его продавать.

В свое время опрометчиво поступила другая знаменитая автомобильная компания «Форд»: она начала выпускать автомобили с ремнями безопасности. Хорошее, вроде, дело – безопасность пассажиров! А продажи машин стали резко падать: водители а ту пору еще не озаботились как следует своей безопасностью. Пришлось «Форду» отказаться от своей затеи до лучших времен. А если бы они До того, как начать ремни делать, провели маркетинговое исследование – конфуза бы удалось избежать.

Вот General Electric и говорит: дураки! Не «Форду» конкретно говорит, а вообще – всем, потому что – революционеры. Вы Сначала выясните, нужен ваш товар или нет, а уж Потом его производите. Сколько повторять вам: дефицит потребителя нонче, а не товара. Мудро, не так ли? И революционно одновременно. Редкий случай, когда мудрость и революционность совпадают.

Пока маркетинга не было, все эти Леви Страусы и Гейлы Бордены вынуждены были сами себе служить маркетологами. Ну а уж нынче маркетолог – это такая отдельно взятая профессия. Маркетолог – он чего делает? Он Выясняет, что именно необходимо потребителю, чтобы производитель именно это и производил. Так работает рынок. Потребитель, гад такой, потребляет не то, что производится, а только то, что ему необходимо. Поэтому маркетолог не задает себе вопрос: «Чего мне лично охота?», у него иная проблема: «Что необходимо другим?»

Здорово, да? Представляете, если так будет поступать каждый из нас, вне зависимости от того, чем именно он занимается? Если каждый из нас вектор своего интереса повернет от реализации собственных желаний к утолению потребностей других людей – какая жизнь начнется! Вот такая философия…

Кто сказал, что я морализаторствую и нужу? Я ж мечтаю!

Нет, правда: как узнаешь, сколь преуспели в истории люди, которые замечали потребности других и научились их утолять, так сразу начинаешь мечтать: а может, действительно стоит брать с них пример? Может быть, маркетинг как философия придуман еще и для того, чтобы каждый из нас стал маркетологом своей жизни?

Рассказываю о том, как преуспели те, кто умел замечать, что необходимо другим людям.

В 1937 году в стране Америке два брата открыли придорожное кафе, примечательное разве тем, что было оно шикарным. Официантки подавали еду в фаянсовых тарелках, напитки – в стеклянных стаканах, а в толстом меню перечислялись многочисленные шикарные блюда. Сидеть бы братьям и радоваться на красоту рукотворную. Но в 1948 году они сообразили: времена меняются, все начинают спешить, и найдется масса людей, которые захотят поесть быстро и дешево. Братья выгнали официанток, сократили ассортимент, поменяли шикарную посуду на одноразовую – это, понятно, позволило значительно снизить цены. Потом они придумали технологию быстрого обслуживания, поставив целью сократить выполнение заказов до тридцати секунд.

Если кто еще не догадался, фамилия братьев была Макдональд. Они не просто изобрели знаменитый ресторан, который нынче есть практически в каждом мало мальски крупном городе, они придумали фаст фуд. Мы, толстячки, можем быть на них за это в обиде, диетологи и врачи могут их ненавидеть, но вот вам факт. В 2001 году американцы потратили на фаст фуд 110 миллиардов долларов. Это больше, чем на книги, фильмы, журналы, видео и музыку вместе взятые.

Уильям Ригли младший – король жевательной резинки – с чего начал свои королевские дела? С собственного маркетингового исследования. Впрочем, когда Ригли, продавая пекарский порошок, в качестве подарка вручал покупателям жвачку, – он ни о каком маркетинге и не думал. Однако парень, видать, был головастый и наблюдательный. Заметил, что покупатели подарок берут охотнее, чем основной товар. Тогда, наплевав на пекарский порошок, он решил жвачкой заняться всерьез. Решение это пришло к нему в 1920 году, а уже через 12 лет он рекламировал свой товар на 30 языках и ежегодно от продажи резинки получал – внимание! – 75 миллионов.

Вы, может быть, будете удивлены, но Маркетинг – это то, чем в жизни занимаемся мы все. Ведь каждый из нас хочет понять, что от него надо окружающим. Вопрос в том, что он потом делает с этими знаниями. Он хочет окружающих обмануть? Или он жаждет удовлетворить их желания пусть даже из эгоистических целей, понимая, что в этом случае его собственная жизнь изменится к лучшему?

Зачем мы изучаем людей? Чтобы их использовать? Или чтобы понять их потребности, научиться их удовлетворять и тем самым стать для окружающих необходимым человеком?

Маркетинг – это философия цивилизованного мира, который мы изо всех сил нынче строим. Помоги другому, и тебе самому станет лучше – вот его принцип. Кто против? То то же. Что мешает так жить? Или ничто не мешает? А чего ж тогда…

У японской фирмы Sony есть лозунг, который считается одним из главных принципов бизнеса: «Прежде чем начать выпускать товар, надо узнать людей». Маркетинговое правило, без сомнения. Только хочется спросить мудрых японцев: а существует ли в мире что нибудь такое, что можно начать, не узнав предварительно людей? А? Ну вот…

А вы говорите: 2000 значений слова…

Хотя, конечно, с маркетингом этим нам еще разбираться и разбираться – все таки совсем новое слово.

А есть еще одно – новое: Менеджер.

Попробуем разобраться с ним?

Тэги:автомобиль; безопасность

История есть марш Бога через мир.

Георг Вильгельм Фридрих ГЕГЕЛЬ, немецкий философ

Как ни печально звучит, однако История – это то, чего нет.

Как так?! Что вы несете?! Какое право вы имеете ТАКОЕ говорить?! Вы – неуч! Есть великие историки, есть великие исторические исследования! А истории, получается, нет, что ли? Да кто вы такой, чтобы говорить так? Чтобы так говорить, кто такой вы? Кто вы такой вообще? И в частности – кто вы такой?

Спокойно. Давайте попробуем разобраться без придыхания.

Великие историки, конечно, были, есть и будут. Теперь только осталось выяснить, кто такие эти самые историки? Люди, которые знают абсолютную правду о прошлом? Нет конечно, ее никто не знает. Историки – это исследователи прошлого.

Ведь и само слово «история» заимствовано нами из греческого языка. По гречески оно прямо так и звучало – «historia», и означало «исследование». Исследовать прошедшее время можно и нужно. И хотя Гегель утверждал, что история учит лишь тому, что она никогда ничему не научила ни один народ, все таки при желании из истории можно извлекать уроки. К тому же, некоторые исторические исследования ужасно интересно читать.

Самое главное, читая исторические книги, не задаваться вопросом: «Как оно все было на самом деле?» Поскольку даже сами участники исторических событий на сей вопрос ответят по разному, не говоря уж о последующих исследователях.

История – это исследование прошлого с субъективной точки зрения. В этом смысле она, безусловно, существует.

Кто был первым великим историком? Правильно: Геродот. Жил он в Греции и был не просто так себе Геродот, а – отец истории. И вот свою первую книгу этот отец начинает такими словами: «Геродот из Галикарнасса собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров, не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом».

Варварам не повезло: у них своего Геродота не нашлось. А ведь очевидно: то, что греческому Геродоту представлялось деяниями «великими и удивления достойными», какому нибудь варварскому Геродоту показалось бы чем нибудь совершенно иным. И если греческий Геродот на вопрос: почему велись войны? – отвечает так то и так то, то варварский бы непременно отвечал – сяк то и сяк то. Ну и как выяснить, кто из них прав? Кому, блин, верить? И как отыскать историческую правду, если известен афоризм «История пишется победителями»? Ведь по другому эти красивые слова можно и так интерпретировать: история – это всегда вранье.

Как вы можете?! Что такое?!

Хорошо. Скажем мягче: односторонняя правда.

Абсолютно точно сказал об этом английский кинорежиссер Кен Лох: «Важно, чтобы история писалась нами, потому что тот, кто пишет историю, контролирует настоящее». Может быть, этот эпиграф предпослать всем историческим исследованиям?

Мой старший сын обучался в Бельгии, в обычной такой школе города Брюсселя. Так вот его учили, что один из главных результатов Второй мировой войны состоит в том, что американцам и западноевропейцам удалось предотвратить повальное продвижение коммунизма в Европу. Для меня, сына партизана Великой Отечественной, эта сентенция (употреблю обидное слово) звучит по меньшей мере странно. Но если вдруг положить руку на сердце, не возьмусь утверждать, что бельгийские педагоги прямо таки совсем не правы… Во всяком случае, в этом выводе, согласитесь, есть определенный резон.

Пусть ученые мучаются в поисках точного и научного определения слова «история». Мне метафоры как то ближе. Метафору, позволяющую, как мне кажется, понять суть истории, можно отыскать, разумеется, в Древней Греции.

Как то на досуге великий Платон написал два довольно скромных, однако научных труда – «Тимея» и «Крития», в которых поведал о невероятном континенте Атлантиде.

И – понеслась! С тех давних пор историки всего мира со страстью спорят: был такой континент на самом деле или же его не существовало вовсе? Выдвигаются гипотезы одна другой невероятней! Некоторые доказывают, что материк был да сплыл – в прямом смысле этого слова. С тех пор разные ученые начали предполагать про Атлантиду разное: кто то считал, что Платон под Атлантидой имел в виду Америку, кто то предлагал искать следы исчезнувшего континента в Южной Америке, кто то – в Северной.

Для меня Атлантида – и есть метафора истории. Конечно, что то такое было, происходило, случалось. Но как происходило? По каким причинам? К чему привело? Ответа на вопросы нет.

Про некоторые события хотя бы можно, без сомнения, сказать, что они происходили, а про иные, замечу – исторические, даже этого нельзя утверждать.

Все знают, кто такой Иван Сусанин и чего он сделал: поляков завел в болото. Когда подвиг случился? В марте 1613 года. Где? В костромских лесах. Так. Секунду. Откуда в это время в костромских лесах взялись поляки?

Оказывается, в этом самом году Земский собор избрал на царствие 16 летнего Михаила Романова, который жил себе тихонечко в Ипатьевском монастыре, именно в Костроме. И поляки – по сути, террористический отряд – примчались в Кострому, чтобы Романова убить.

Сомнительная какая то история… В ней многие сомневались, и даже великий историк Николай Костомаров. Очень уж много неясностей. Как поляки столь быстро узнали о новом царе и успели прибыть в Кострому даже стремительней, чем делегация Земского собора? Зачем понадобилось им убивать Романова? Хотели поставить на царствие своего королевича Владислава? Вряд ли… Польского короля Владислава IV за три года до этого, в 1610 году, семибоярщина признала московским царем, но с одним условием: принять православие. За три года Владислав в Москву не приехал, православие не принял, на царство венчан не был… И, наконец: как Сусанин умудрился утопить поляков в болоте в начале марта? Найти в это время в лесах незамерзшие, непроходимые болота очень тяжело, даже Сусанину.

Однако все это не имеет ровно никакого значения. Иван Осипович Сусанин – нам пример патриотизма и героизма. Он – легенда. А легенды и есть правда истории.

Какого, извините, рожна брали Бастилию? Ответ представляется очевидным: тюрьма ведь. Символ. Берем тюрьму, освобождаем наших братьев революционеров – хорошее начало для революции. Теперь считаем, скольких освободили в результате штурма. Семерых. Кто да кто? Двое сумасшедших, которых тут же отправили в психушку, четверо фальшивомонетчиков да некий граф, посаженный за страшный грех кровосмесительной связи. Ну, буквально ни одного революционера! Ладно мы, но ведь и французский народ как взял Бастилию, так и убежден до сих пор, что захватил символ их, французского, самодержавия. День взятия Бастилии – по сути, день освобождения сумасшедших, фальшивомонетчиков и кровосмесителя – главный национальный праздник. И правильно! Потому что Легенда всегда интересней правды, а потому – сильней.

В 1814 году Вальтер Скотт написал исторический роман «Уэверли». Это не просто так себе книжка, а первый исторический роман. С тех пор в прошлом вообще стало невозможно разобраться. Как мы, простые обыватели, изучаем прошлое? По книжкам да фильмам, не так ли?

Или вот еще – по картинам. Они ведь наглядней. Все знают картину Репина «Иван Грозный убивает своего сына». Помните, как Грозный то наш любимый все это проделал на картине? Бац, извините, по башке, – и все дела! Однако большинство историков убеждены: Грозный избил своего сына Ивана, и тот умер лишь через десять дней после этого. Десять дней отец ждал: умрет избитый им сын или выживет? Можно ли после такого не сойти с ума? Но мы об этом не думаем: картина Репина – вот самый главный для нас документ эпохи. А то, что между написанием картины и собственно убийством прошло 300 лет, – детали…

Я писал повесть о последних днях жизни Моцарта и, естественно, занимался вопросом: как же он все таки погиб? Выяснилось много интересного. Например, что Моцарт вовсе даже не был катастрофически беден, во всяком случае, деньги на похороны у его семьи были, поэтому совершенно не ясно, почему его спешно похоронили в общей могиле, – ощущение такое складывается нехорошее, будто кто то заметал следы. Оказывается, семейная жизнь Моцарта вовсе не была такой расчудесной, как мы привыкли думать, и жена Моцарта довольно скоро после смерти мужа вышла замуж за его ученика. И, наконец, ни один серьезный исследователь даже не обсуждает версию о том, что Моцарта убил Сальери, потому что, по большому счету, никаких оснований для такого жуткого поступка у Сальери не было. Но кого это все волнует после великого произведения Пушкина, замечательной пьесы Шеффера и потрясающего фильма Формана? Такая красивая история, такая чудесная легенда. Моя повесть выдержала несколько изданий, и некоторые рецензенты возмущались моим, как они писали, вольным обращением с историей. Они всерьез были убеждены, что история – это то, что написано у Александра Сергеевича…

«Сделайте нам красиво!» – по сути, это не высказанный призыв любого обывателя, который познает людей и события прошлых лет.

Марк Блок, знаменитый французский историк, утверждал: история – это Наука о людях во все времена. Несмотря на безусловное уважение к этому достойному человеку – участнику французского Сопротивления, расстрелянному фашистами в 1944 году, – согласиться с ним не могу. Для меня, человека гуманитарного, наука – это то, что оперирует некими несомненными, безусловными фактами.

Если правда истории – это легенды, то мы имеем дело не с живыми людьми, а с героями легенд: с образами, если угодно – с символами. Причем, если это положительный символ, мы не обращаем внимания на те гадости, которые он сделал. Если отрицательный – не помним хорошего.

Сейчас мало кто знает, что знаменитый «народный автомобиль» «Фольцваген» был внедрен благодаря Адольфу Гитлеру, которому понравилась идея инженера самоучки Фердинанда Порше. Именно Гитлер заложил первый завод по созданию машины. В 1972 году с конвейера сошел 15007034 й автомобиль «Фольцваген жук», подтвердив, что этот автомобиль является самым массовым в мире. Но кто сейчас будет благодарить за это самого кровавого диктатора мировой истории?

Император российский Александр I вошел в историю как выдающийся реформатор, царь, при котором Россия достигла наивысшего могущества, победитель французов. Народ называл его Благословенным. А то, что он взошел на трон в результате переворота, когда был убит его отец – Павел I, так об этом что вспоминать? Тем более историки всегда с удовольствием напишут, что Александр смерти родного отца вовсе не желал и очень страдал, что так неловко все получилось… Кто же будет называть Александра I отцеубийцей? Он – реформатор, да и лично не душил…

Кто сейчас вспомнит, что Петр III – муж Екатерины Великой, уничтоженный ею, за недолгое свое правление успел закрыть Тайную канцелярию, которая открылась лишь при Бенкендорфе? Петр, по сути, на десятки лет истребил институт доносительства в России. Но история писалась победителями, то есть действительно Екатериной, и Петр остался в этой самой истории сумасшедшим, неприятным, совершенно пустым человеком. Потому что если он был иным, то как тогда оправдать переворот, в результате которого Екатерина взошла на трон?

Кто такой Жорж Дантес? Правильно: убийца Пушкина. Но нашего великого поэта он убил в 25 лет, а потом прожил еще 58, умер, когда ему было 83 года! Жорж Шарль де Геккерн дАнтес был серьезным политиком, Наполеон III назначил его сенатором. Но кого это все волнует? Историческая жизнь Дантеса закончилась в 1837 году на Черной речке.

Кто проиграл при Ватерлоо? На этот вопрос ответит любой человек: конечно, Наполеон. А кто его разгромил? Как имя того героя, который уничтожил величайшего полководца? А? Дорогой читатель? Молчите? Как же так! Проигравшего знают все, победителя – только знатоки?

Имя победителя – Артур Уэлсли Веллингтон. Выдающийся, кстати говоря, английский политик и полководец. Как и Дантес, он прожил 83 года, тоже занимался политикой, был даже премьер министром. Однако имя это известно куда меньше, чем высокое имя Наполеона. А все потому, что хотя Артуру Уэлсли Веллингтону удалось разгромить Бонапарта, но у него не получилось главного: он не смог стать легендой истории.

Поскольку история – это легенды, то их просто необходимо использовать любым правителям для каких нибудь своих нужд. Ничто так не помогает правителям, как адаптированная под их нужды, несчастная бессловесная история.

Скоро в российских школах появится учебник, который должен поведать нашим детям всю правду о самой новейшей истории 1945–2007 годов. Об этом учебнике много писали и спорили. В интервью журналу «Итоги» (28 июля 2008 года) соредактор книги, зав. кафедрой истории Московского педагогического университета Александр Данилов говорит такие вот слова: «…(в написании учебника) победила концепция Александра Филиппова, в основе которой лежала идея написания истории, которая могла бы воспитать школьников патриотами и гражданами… То есть на дилемму – учить ребенка на победах или на правде – ответ был однозначным: на победах, но не искажая исторической истины».

Слова практически крылатые! Ученый историк прямо так и заявляет резко и нелицеприятно: мол, история – это не какая нибудь там правда, а то, что должно воспитывать «патриота и гражданина». И, в сущности, он прав: если правда истории – это легенды, то пусть тогда уж эти легенды служат, чему надо, а не лишь бы чему…

Существуют ли в истории закономерности – вопрос сложный и очень очень научный. Безусловным остается тот факт, что, как правило, закономерности того или иного события выявляются не до, а после того, как оно произошло. Я помню, как в 90 х годах прошлого века все вокруг орали, что налицо все признаки революции и логика исторических событий неминуемо ведет к тому, что случится переворот и гражданская война. Не случилось. В 1917 году мало кто предрекал революцию и тем более победу большевиков. Случилось.

И уж совсем нет никаких закономерностей в том, кто именно попадает в историю и чье имя переживает века. Ладно бы в нее попадали только те, кто делает что нибудь великое – великое хорошее или даже пусть великое плохое. Так нет же! Иногда становятся бессмертными имена тех, кто, казалось бы, ничего стоящего не сотворил.

Жил да был в Англии в XVIII веке некий граф. Ничего особенного собой не представлял да еще и боролся изо всех своих графских сил с американскими революционерами. А в перерывах между битвами обожал развратничать да в карты играть. И вот однажды сидел он за карточным столом целые сутки! Есть захотелось, естественно. Приказал слугам принести два куска поджаренного хлеба, а между ними – холодное мясо. Граф носил имя Сэндвич. Его имя присвоено бутерброду под названием «сэндвич». (Собственно, в переводе с английского «сэндвич» и «бутерброд» – буквально одно и то же.) Произнося это слово, мы не знаем, что называем имя графа. Однако согласимся: мало в истории найдется имен, которые упоминались бы нами столь часто, как имя этого развратника и картежника.

А с другой стороны… Весь мир видел, как на Параде Победы 9 мая 1945 года советские солдаты бросали фашистские знамена к Мавзолею, а между тем, человек, который это придумал, в историю не вошел. То есть он знаменит как историк, но мало кто знает, что одна из главных в XX веке не только пропагандистских, но и режиссерских находок принадлежит Евгению Тарле.

И самое последнее. Не мои слова. Слова политика и философа Александра Николаевича Яковлева. Я знаю, что к этому человеку относятся по разному (я лично с огромным уважением), но дело не в этом. Как бы к нему ни относиться, эти его слова безусловны и очень важны: «У истории судей нет».

Запомнить бы… Я понимаю: есть или нет подлинная история – вопрос спорный. Отлично. Подумаем. Поспорим.

А сейчас перейдем к новой букве и поговорим о том, чье существование безусловно и ни у кого никаких сомнений не вызывает.

Поговорим ка, друзья мои, о Коррупции.

Тэги:автомобиль

Справедливый закон – это созданный человеком кодекс, который соответствует моральным законам или закону Бога. Несправедливый закон – это положение, которое идет вразрез с законами нравственности.

Мартин Лютер КИНГ, проповедник, борец за права черных в США

Закон – это то, что надо соблюдать. Причем, обязательно. Если ты не соблюдаешь закон – значит, ты непослушный гражданин, Незаконопослушный. А с непослушными что делают? Правильно: наказывают. Вот и сиди теперь в домике с решетками или плати большой штраф, непослушный ты наш.

Мартин Лютер Кинг все красиво, конечно, сформулировал: проповедник как никак. Для эпиграфа к главе очень даже годится. Можно поместить эти слова на центральной площади всех городов мира: мол, смотрите, люди, как должно быть, к чему, мол, все мы, называющие сами себя цивилизованными людьми, должны стремиться.

Однако в какое бы время и в какой бы стране ты ни жил, твое, человек, понимание нравственности совершенно не волнует тех, кто призван соблюдать закон. И не приведи Господи, человек, начать кричать: этот закон, мол, безнравственный или, например, глупый… Не для того закон дан, чтобы его обсуждать, но для того, чтобы исполнять беспрекословно. Значение слова «беспрекословно» понятно? Вот и хорошо. А твое, человек, частное мнение по поводу закона никого не волнует – запомни это, пожалуйста, самому будет легче жить. Потому как Ежели каждый начнет закон с точки зрения нравственности безнравственности или умности глупости обсуждать – любая страна развалится.

Закон происходит от старинного слова «кон», что значит – «начало». (От этого же корня, кстати, возникли слова «искони» и «конец».) Ну и каков же результат наших незамысловатых лингвистических изысканий? Закон – это то, что следует за коном, то есть за началом. Начал любое дело, тут же, будь любезен, утверди правила этого дела, Законы, иначе ничего у тебя, дружок, не получится.

Закон – это ограничитель. Ежели люди будут жить без правил, то в стране начнутся анархия и беспорядок.

А что, закон ограничивает и свободу?

Да, закон ограничивает и свободу тоже. Дабы не случилось в стране анархии и беспорядка, в ней устанавливаются определенные правила и среди них – будьте любезны – есть и такие, которые разрешают свободу. Чтобы в стране была не какая то там сомнительная воля, а законная свобода, утвержденная государством.

Булат Окуджава когда то писал (цитирую по памяти):

Свобода бить посуду, не спать всю ночь свобода,

Свобода выбрать поезд и презирать коней.

С тобой нас наделила иронией природа.

Есть высшая свобода, и мы идем за ней.

Вот высшая свобода – это, пожалуйста. Бить – не бить свою посуду, спать – не спать по ночам – это прерогатива каждого человека. Но как только ты выходишь из двери своей квартиры, твоя свобода ограничивается законами. Не воспитанием твоим, не твоим пониманием нравственности – безнравственности, а именно – законами. Потому как для одного вполне даже нравственно ударить человека иного цвета кожи, а для другого – вполне нормально изнасиловать девушку, потому что она надела слишком короткую юбку и сама спровоцировала.

В принципе, если бы все люди умели жить по Божьим Заповедям, то никакие больше законы были бы не нужны. Но в мире не только очень много людей, но и очень много богов – поэтому государству приходится брать на себя ограничительные функции.

Человечество очень рано поняло, что без законов жизнь станет беззаконной, то есть случится полная труба. Древнейший свод законов был создан шумеро аккадским царем Ур Намму так давно, что это даже невозможно себе представить: в 2064 году до нашей эры. Кстати, правил царь немало – целых 18 лет, что лишний раз доказывает: законы выпускать полезно.

Древнейший свод законов российских сочинил князь Ярослав, который именно за это свое деяние и был наречен Мудрым. Назывался свод «Русская правда», и там очень конкретно было расписано, сколько и за какие преступления надо платить. Не в фигуральном смысле платить, а весьма даже конкретно. «Убьет муж мужа, то мстит брат за брата, или сын за отца, или двоюродный брат, или племянник; если не будет никто мстить, то 80 гривен за убитого, если будет княжеский муж или княжеский управитель; если будет русин, или гридь, или купец, или боярский управитель, или мечник, или изгой, или Словении, то 40 гривен за убитого». То есть за убийство большого начальника – больше денег заплати. Кто спорит – мудро. «Если закуп убежит от господина (не расплатившись с ним за ссуду), то становится полным холопом; если же он пойдет искать денег с разрешения господина или побежит к князю и его судьям с жалобой на обиду со стороны своего господина, то за это его нельзя делать холопом, но следует дать ему суд». Ну и так далее. Конкретно и внятно.

Получается, что первый свод законов российских был, по сути, уголовным кодексом. Законодательство нашей страны началось не с конституции, которая, как мы уже говорили в главе «Государство», довольно общими словами расписывает всеобщие права и обязанности, а с очень конкретных слов: сколько и за какое преступление положено в гривнах. Такая вот «Русская правда».

Хотя ирония, на самом деле, не уместна: «Русская правда» принесла массу пользы. Уничтожила, скажем, кровную месть (об этом Ярослав отдельный параграф написал) и вообще закончила хаос. Для уничтожения хаоса уголовный кодекс, быть может, более важен, чем конституция.

По сути, закон – это свидетельство абсолютной зависимости человека от государства. Закон не приемлет вопроса: «Почему так?» «Потому что так решило государство» – вот и весь ответ. В первых государствах мира, скажем, в Древнем Египте, строй назывался просто и доходчиво – деспотия. Во главе страны стоял фараон – он же сын Бога – и потому все, что он сказал, то и закон. Не обсуждается.

С тех пор на долгие века так и повелось: слово государево – закон. Даже если законы драконовские. Кстати, драконовские законы придумал не какой то там мифически мистический дракон, а вполне даже конкретный древнегреческий правитель, которого мама (или папа) назвали Дракон. (Правда, в некоторых книгах его величают более красиво и по иностранному – Драконт.) В 621 году до нашей эры он издал очень жесткий и строгий свод законов, про который афинский оратор Демад заметил: мол, законы Дракона написаны кровью, а не чернилами. Пока драконовские законы не отменили, они считались справедливыми. А уж как отменили – они тут же и стали символом законов несправедливо жестоких.

Так уж повелось, что Справедливым считается не тот закон, который объективно справедлив, а тот, который считается справедливым в данной стране и в данное время.

Английский политолог и историк Дэвид Грин заметил, что Закон представляет совокупность таких нравственных правил поведения, соблюдение которых обеспечивается угрозой наказания.

Замечательные слова! Позволю себе добавить к ним только одну ремарку: У каждой эпохи собственное понимание нравственности безнравственности. В реальности получается так, что Закон диктует обществу, что нравственно, а что не очень.

В 1415 году во Франции вышел закон, по которому проституткам запрещалось носить украшения из золота и серебра, а также – кожаную одежду и некоторые виды мехов. А ежели какая неприличная женщина ослушается, то сажали ее голышом верхом на осла, лицом к хвосту, и возили по городу, а каждые четверть часа секли розгами. Что, понятно, особенно радовало собравшуюся публику. Прошло неполных шесть веков, и публика, правда, с чуть меньшим интересом, наблюдает за тем, как проститутки борются за свои гражданские права.

В 1724 году Петр I издал указ с удивительным названием, вчитайтесь: «О вырывании ноздрей у каторжных и колодников». В указе подробным образом объяснялось, что вырывать ноздри надо до кости, дабы, ежели сбегут каторжные, их легко можно было распознать среди людей приличных… Ну, разве ж сей указ позволит нам перестать называть Петра Великим? Никоим образом. Мы скажем: что поделать? Время такое было. Законы – характеристика времени. С этим утверждением тоже трудно спорить.

В Византии девочка 12 лет запросто могла – законно! – выйти замуж, и никто не кричал: «Она же молодая! Какой ужас! Как это безнравственно!» Закон сказал, что это нравственно, – значит, ша! Действовать по закону!

А в Древней Индии мужчина покупал себе жену, и она становилась его собственностью со всеми вытекающими печальными для женщины последствиями, и никто не орал: «Какая безнравственность!»

Да что там Древняя Индия! Только с 1907 года французская замужняя женщина получила право иметь собственные сбережения, а до этого все, что было у женщины, принадлежало мужчине на законных, замечу, основаниях. Даже во времена Великой французской революции, когда – казалось бы! – отменялись все законы, этот остался. Французские революционеры все как один были мужики – чего ж им такое чудесное правило упразднять?

Кстати говоря, Подобное, по сути, абсолютно крепостное положение женщины вовсе не мешало называть Францию демократической страной. Но это так, к слову.

Великого Томмазо Кампанеллу за что в 1596 году инквизиция в тюрьму засадила? Материалов против гения не было, а свободы лишить его очень хотелось. И Кампанеллу объявили «сильно заподозренным в ереси». Как вам формулировочка? Если бы сегодня сажали всякого, кто «сильно заподозрен» (например в том, что взятки берет), – автомобильные пробки, боюсь, исчезли бы вовсе в связи с уменьшением количества людей.

В 1484 году римский папа Иннокентий VIII издал буллу с красивым латинским названием «Summis Desiderantis», и началась абсолютно законная «охота на ведьм». И любого человека стало возможным признать слугой дьявола, пытать и убивать. На абсолютно законных, замечу, основаниях.

Казалось бы, уж папа то римский должен понимать, что существует Закон Божий, – зачем еще лишнее то городить? Ан нет. В Законе Божьем ведь про охоту на ведьм ничего не написано? То то. А чтоб поставить это дело на конвейер, нужны законные основания. Правда, Иннокентий был тот еще папа… Когда он умирал, велел убить трех мальчиков и выпил их кровь, в надежде спастись. В результате умерли и папа, и мальчики.

Очень четко разницу между государственным и религиозным понятиями о справедливости сформулировал император Александр П. Когда после неудачного покушения на него, Дмитрий Каракозов просил у царя помилования как христианин у христианина и как человек у человека, Александр передал незадачливому цареубийце, что прощает его как христианин, но как государь простить не может. Как сказали бы нынче – почувствуйте разницу: у христианина своя правда, у государя огромной империи – своя. Каракозов был повешен. Через 15 лет после этого террористы народники убили Александра П.

И тогда знаменитый русский философ Владимир Соловьев призвал нового императора Александра III помиловать убийц Александра П. Мол, Бог призывал: «Не убий!» Поверьте Богу, простите убийц. И чего? Соловьева выслали из столицы, убийц народовольцев повесили на Семеновском плацу. Богу, как говорится, – Богово, а кесарю – сами знаете что.

Закон Божий – он навсегда. Законы государственные умирают вместе с государством, но именно ими выстраивается ежедневная жизнь людей. То, что еще вчера казалось справедливым, скажем, сразу после революции вдруг оказывается мерзким, отвратительным и требующим немедленного изменения.

Революционные законы всегда жестоки. Любые революционеры – любые! во все времени и во всех странах – они что говорят? Вчера, говорят революционеры, было плохо, сегодня поэтому тяжело, но вот завтра – все будет здорово. А иначе для чего ж мы наяривали всю эту революцию? Так что вы уж сегодня потерпите ради прекрасного завтра, а мы пока начнем убивать тех гадов, которые мешают нам двигаться к прекрасному. Убивать будем много и быстро. И не просто лишь бы как уничтожать людей, а по революционным законам – суровым, но справедливым.

Великая французская революция… В 1794 году Конвент по требованию Робеспьера принял закон, по которому запрещались какие бы то ни было апелляции и предварительные допросы обвиняемых. Достаточным основанием для вынесения приговора о смертной казни признавалась нравственная убежденность присяжных в виновности подсудимого. Собирались, значит, граждане и говорили: ну, мы чуем, что он виноват. Чуем мы! Прекрасно. На гильотину.

Не далеко ушли от Робеспьера и советские революционеры. После убийства Кирова в 1934 году в СССР было введено так называемое «сокращенное судопроизводство». На расследование дел, которые были сочтены «террористическими», отводилось не более десяти дней, в судах они рассматривались без государственного обвинителя и защиты. И в революционной Франции, и в нашем социалистическом государстве, по сути, происходило узаконенное убийство людей. Подчеркну: узаконенное.

Развалился СССР – и были отменены многие законы. Если бы в сегодняшней России действовал советский закон о борьбе со спекуляцией, список «Форбса» не досчитался бы многих миллионеров. В 1934 году по инициативе Сталина в Уголовный кодекс была внесена знаменитая статья 121, рассматривающая гомосексуализм как уголовное преступление. Если бы она действовала и сейчас, российское эстрадное, театральное и киноискусство не досчиталось бы многих творцов.

Любой человек вынужден жить по тем законам, которые считаются справедливыми, нравственными, нужными и проч. в данное время, в данной стране. Приятно это или неприятно – вопрос отдельный, но это – единственный способ сохранить в стране порядок.

Любой правитель – деспот он или демократ, значения не имеет – убежден, что законы, которые принимает он, правильные.

В IX–XI веках в Англии вся власть была сосредоточена в руках короля и знати, они образовывали то, что называлось очень некрасивым словом «уантагемот». Этот самый «уантагемот» и принимал законы. А знаете, как переводится сие некрасивое словцо? «Совет мудрых» – и никак иначе!

Во все времена, во всех странах те, кто принимает законы, убеждены: совет мудрых – это про них. Самые (как потом выясняется) мерзкие, ужасные, несправедливые и проч., и проч. законы всегда принимаются примерно с такими словами: именно этот закон, именно сегодня нашей стране особенно необходим для всеобщего счастья.

Но дальше – во все времена и во всех странах – этот закон попадает в народ. А у народа свое чувство справедливости, и иногда оно не совпадает с чувством справедливости правителя. Или народу просто неохота его исполнять. Или народ понимает, что ежели вдруг начать этот закон исполнять, то жить станет невозможно. Тогда то и возникает ситуация, про которую кто то из великих сказал, что строгость российских законов с лихвой компенсируется необязательностью их исполнения.

Хотя на самом деле, думаю, вывод сей не только к российским законам относится. Вот, скажем, еще персидский царь Дарий под номером I – к слову сказать, очень почитаемый и даже названный Великим – был очень жесток к судьям, которые нарушали закон. Он сдирал с них заживо кожу и обтягивал ею судейские стулья, чтоб другим неповадно было. То есть боролся с нарушителями закона, как умел. Значит, несоблюдение законов теми, кто как раз должен их блюсти, – Бог знает когда началось.

Не так давно был проведен эксперимент: решили посчитать незарегистрированную (то есть существующую противозаконно) недвижимость в некоторых странах Третьего мира. Оказалось, что в этих бедных странах недвижимости на 11 триллионов долларов. Эта огромная сумма сильно превышает всю ту экономическую помощь, которая была оказана этим странам за 50 лет! Но помощь оказывалась законно, а эта недвижимость незаконно стоит, словно бы и нет ее.

В трудном деле соблюдения законов народ во все времена и во всех государствах берет пример с начальников. Соблюдают начальники закон – и народ старается. А ежели видит народ, что всяк начальник норовит свое начальственное положение использовать для нарушения общих регламентов, – тут уж законопослушных людей не ищи. Если начальник призывает к соблюдению закона, а сам при этом живет по своим, начальственным правилам – его призывы бессмысленны.

Этот вывод мне кажется важным: если в государстве не уважают закон, то дело не в том, что народ в этой стране такой специально незаконопослушный, а просто чиновники с законом не дружат. Потому что Правила жизни в обществе всегда устанавливают верха, низы – повторим – берут пример.

Знаете ли вы, что у нас в нашей с вами стране есть такой закон – «О государственной гражданской службе Российской Федерации»? Известно ли вам, что есть в этом законе статья под номером 4, которая называется «Принципы гражданской службы»? В курсе ли вы, что первый пункт этой статьи гласит: «Приоритет прав и свобод человека и гражданина»? Понимаете ли вы, что, придя в любое государственное учреждение – от ДЭЗа до министерства, от СОБЕСа до почты, – вы имеете право требовать соблюдения главного принципа гражданской службы, а именно – безусловного уважения ваших личных прав и свобод? Понимаете ли? – спрашиваю. Чего то радостного крика: «Понимаем! Так и делаем!» – не слышу.

В любой стране мира законы часто не соблюдаются потому, что их не знают. Часто жизнь бывает хуже, чем законы, которые ее регламентируют, только потому, что законы эти неизвестны. Это проблема, как мне кажется, не российская, а всеобщая. Потому что система принятия законов есть в любой стране. А системы ознакомления народа с этими правилами – нет.

Есть еще одна интересная, отчасти даже мистическая закономерность, связанная с законом: Не бывает так, чтобы в мелочах закон нарушался, а в крупном – соблюдался. Тут уж или везде, или – нигде. Эта закономерность, кстати говоря, дает возможность расцветать коррупции: и тут уже не разберешь, кто первым начал нарушать правила – чиновники по крупному или народ по мелкому. Но если начали нарушать, уже очень трудно остановиться.

Впрочем, про Коррупцию мы еще поговорим в свой черед. Между буквами «3» и «К» есть буква «И», на которую пришлось немало важных слов.

И первое из них – Идеология.

Тэги:автомобиль